nihil
белый шум заполняет эфир на всех частотах,
в моей музыке только грохот, барабанный бой.
три истерики от понедельника до субботы,
если ровный на коже из шрамов и ссадин крой.
если меньше десятка увечий (боеспособен),
если меньше пяти амплитуда дрожащих рук,
если видишь, куда стрелять, значит, не свободен.
если нету патронов, штыком орудуй, друг.
наугад по минному полю - авось, не тронет -
пробежаться, а лучше упасть без сил.
это мертвый товарищ без глаза в канаве стонет?
если верил бы в Бога, то у него б спросил.
если верил бы в Бога, давно бы лежал на мине,
закрывая товарищей смело от страшной доли.
но а вдруг, нас посмертно последним, что видим, клинит?
дым орудий да смерть от штыка и пули.
белый шум словно волны меня захлестнул собою,
наглотался его с непривычки, поэтому глохну
да кричу, каждый раз, когда рот свой открою:
когда же я, Господи Боже, сдохну.
в моей музыке только грохот, барабанный бой.
три истерики от понедельника до субботы,
если ровный на коже из шрамов и ссадин крой.
если меньше десятка увечий (боеспособен),
если меньше пяти амплитуда дрожащих рук,
если видишь, куда стрелять, значит, не свободен.
если нету патронов, штыком орудуй, друг.
наугад по минному полю - авось, не тронет -
пробежаться, а лучше упасть без сил.
это мертвый товарищ без глаза в канаве стонет?
если верил бы в Бога, то у него б спросил.
если верил бы в Бога, давно бы лежал на мине,
закрывая товарищей смело от страшной доли.
но а вдруг, нас посмертно последним, что видим, клинит?
дым орудий да смерть от штыка и пули.
белый шум словно волны меня захлестнул собою,
наглотался его с непривычки, поэтому глохну
да кричу, каждый раз, когда рот свой открою:
когда же я, Господи Боже, сдохну.