и вот мне исполнилось 23. радоваться по этому поводу или грустить, я еще не решила.
и на этой фразе стоило бы остановится, но мне хочется говоритьговоритьговорить.
каждый прохладный вечер напоминает о поездках к /мррр/ морю. и шум машин как шум волн, и от деревьев и травы пахнет такой сыростью, что кажется, что из них дождь пойдет.
и ты выходишь из душного автобуса и вспоминаешь, как останавливались на шумной трассе, чтобы размять ноги и подышать воздухом.
и после часов неподвижности летний вечерний воздух холодный до ужаса - пальчики ног в шлепках поджимаются сами собой. а ехать ещё далеко.
как бы далеко и долго не надо было ехать, под конец поездки всегда хочется ещё немного. может, ещё хотя бы часок?
но папа очень устал, и вы съезжаете на знакомую гравийную дорожку (хотя ночью каждая из таких дорожек похожа одна на другую) и слышите, как начинают заливаться лаем собаки. в конце улочки домов их двадцати (все частные одноэтажные, редко - двухэтажные) виднеется темный-претемный лес.
Линда/Рекс узнают по запаху и даже не лезут кусаться, когда папа открывает ворота снаружи.
ключи под ковриком перед дверью - бери не хочу. мы берем, конечно, потому что спать очень хочется.
бабушка сонная, но всё равно деятельная (это теперь, после инсульта, она немного вялая) и ужасно хочет поскорее всех накормить, потому что ну вот же картошка, а вот жареная кура, ещё вчера бегала, а вот вам соленья специально для вас доставала, а вот салат из огурцов-помидор-лука, порезанный крупняком, чтобы дедушке с его вставными зубами жевалось проще.
я ещё помню, как дедушка обтирал о штаны свои зубы.
штаны (треники) у дедушки всегда были грязные ужасно, потому что он держал нутрий и кроликов, чьи красные глазищи всегда сверкали в темноте гаража.
дедушкин гараж всегда был местом таинственным и пугающим - там странно пахло, странно шуршало и было странно прохладно даже в жару.
а рядом крыжовник рос.
это после было море и бульбульбуль шухшухшух, а сначала были бабушка с дедушкой, тетя, брат и все остальные. ужасно жарко, грязная стоячая после наводнения Кубань, комары, мухи и пауки, но другие деревья, молоко в бидонах, хлеб по три батона, за которым дедушка ездил на велосипеде и возвращался ещё и с мороженым. погреб огромный и сушащиеся на солнце книги после того же наводнения.
спелые арбузы и поля подсолнухов.
на улице плюс семнадцать, а не плюс двадцать семь, и я в Москве тчк