[smog19]

у меня получился гетный, невычитанный сонгфик

дальше

Когда осколки бывшей стеклянной вазы осыпаются на пол как в замедленной съемке, ему всё кажется, что не хватает только цветов, так же медленно опадающих, да воды в той самой вазе.
Но есть только осколки, потому что он уже так давно не дарил ей цветов, чтобы поставить их в воду.
Кто знает, может, всё было бы немного иначе, если бы цветы… были.
Она со злости не может отдышаться, упирается дрожащими руками в стол и тяжело вздыхает, опустив взгляд в столешницу. Только не смотреть на него. Лишь бы не видеть, иначе она продолжит злиться.
А он наоборот слишком даже спокоен. Стоит и не шевелится, прокручивая в памяти момент, когда прозрачные осколки лепестками осыпались на пол вместо не подаренных цветов.
«Надо было всё же», - единственное, о чем он может сейчас думать.
Она сжимает кулаки и кусает губу, чтобы не закричать – стены тонкие, соседи могут услышать… К чему ей потом лишние разговоры?
Теплый свитер съехал с её плеча, и ему так хочется его поправить, провести холодными пальцами по её горячей коже, улыбнуться уголками губ и заглянуть в глаза, в которых обычно так много искр.
Но у неё сейчас не искры – целый пожар, и ему, он так думает, не справиться с ним. Только переждать можно.
- Уходи... – она почти шипит, впиваясь ногтями в кожу ладоней. – Умоляю, уходи куда хочешь, только прямо сейчас.
Он даже не дышит, только чуть распахивает глаза, а у неё мурашки от этого взгляда, хоть она и не видит его совсем.
В прихожей хлопает дверь, и нет, она не падает на пол, не плачет, ничего больше не бьет, только разжимает кулаки и медленно идет на кухню.
Открывает большое и светлое окно, впуская морозный воздух, сразу забравший всё тепло, что было в квартире и, кажется, всё силы, что были в ней. Достает из шкафчика банку с растворимым кофе, почему-то враз забыв о том, что ненавидит растворимый. Это только он его по утрам пьет – лень заваривать, а она просыпается позднее и открывает окна во всех комнатах, стараясь прогнать этот ужасный, как она считает, запах. Чайник противно свистит, и она подрывается со стула, выключает огонь и разливает кипяток по чашкам, привычно, сразу в две кружки. Насыпает сахара по пол ложки - они оба не любят сильно сладкое, и вдруг роняет ложку на пол, поняв, что из второй кружки совершенно некому пить.
Слезы льются одновременно с выливаемым в раковину заварившимся уже растворимым кофе. Ручейки стекают по щекам и неприятно скользят по шее в вырез теплого свитера, всё так же свисающего с плеча. И ведь даже поправить некому.
Она громко плачет, размазывая слезы по лицу, и оседает на пол, прижимая к груди пустую кружку.
Пленка отматывается назад в его голове.
- Уходи... – она почти шипит, впиваясь ногтями в кожу ладоней. – Умоляю, уходи куда хочешь, только прямо сейчас.
Он даже не дышит, только чуть распахивает глаза, а у неё мурашки от этого взгляда, хоть она и не видит его совсем.
В прихожей хлопает дверь, и нет, она не падает на пол, не плачет, ничего больше не бьет, только разжимает кулаки и медленно идет на кухню.
Всё так, вот только он хлопает дверью, оставаясь в квартире.
Потому что... ну разве может уйти?
Он заходит на кухню, когда слышит всхлипы, садится перед ней на колени и мягко-мягко обнимает, утыкаясь носом в щеку. Шепчет что-то утешающее на ухо, не издавая ни звука.
Она медленно остывает, оставаясь горячей, а он наоборот – чуть согревается и снова чувствует свои заледеневшие пальцы.

Она сидит на столе и, чуть помахивая ногами, пьет его невкусный растворимый кофе, а он укоризненно смотрит, помешивая ложкой в турке настоящий. Ради неё он научится его варить. Вот, уже научился.